«Дисциплина — это независимость от своих зависимостей»

— Сейчас уже сложно сказать. Я постоянно меняю свою деятельность. Первоначально я работала фотографом, в 16 лет меня тянуло к съёмке. Родители подарили фотоаппарат, потом ещё один, уже профессиональный, и я начала снимать. Начала фотографировать для небольшого, но модного журнала в Самаре, где я тогда жила.

По ряду причин я закончила университет заочно и улетела в Москву. В Москве у меня сначала не очень получалось, поэтому я вернулась в Самару, открыла фотошколу. Мне было всего 20 лет.

Я организовала бесплатное пространство, наняла 6 учителей, и мы запустили самую большую фотошколу на тот момент. Я заработала денег и оставила фотошколу своей подруге, которая была тем человеком, на кого можно положиться, и она всё взяла на себя. Учителя от неё ушли, но она занималась сама.

Я уже тогда поняла, что я молодец в плане команды. Я очень классно их выстроила, причём многие были старше меня и опытнее в своих сферах. Мы взяли преподавателя Архитектурного университета, моего знакомого, девушку, которая училась в Лондоне. Было очень интересно.

Потом я снова переехала в Москву. Но я уже выучила свой урок и сразу устроилась фоторедактором, это был единственный найм в моей жизни. Я нашла классную учёбу, подружилась с нужными людьми, устроилась сразу в несколько журналов. Работала в «Афише», в «Русском репортёре».

И меня взяли United Colors of Benetton. У них есть фабрика «Artist's residence», это огромная вилла, где несколько департаментов для творческих людей со всего мира. Туда было очень сложно попасть. Они мне отвечали три месяца, и, когда я вообще не ожидала, меня пригласили. Я оплачивала только билет, всё остальное, в том числе жильё, они взяли на себя.

Это была моя первая поездка за границу. Так я начала фотографировать и путешествовать. После этого я пожила два месяца в Одессе, месяц в Париже. Вернулась в Москву, устроилась в штат работать с Алёной Долецкой. Она тогда ушла из Vogue и открыла журнал «Интервью».

Я там со всеми потусила, на яхтах с Абрамовичем и всё такое прочее. Я была только фотографом, естественно, ни с кем я там не дружила, но это было классно.

Это был самый пик кризиса. Я ела в McDonald’s, фунт был по сто с чем-то вместо пятидесяти. Но я тогда познакомилась с топовыми агентствами и посмотрела, как это работает. В тот момент я снимала уже около десяти лет.

И для меня это стало разбитым сердечком, потому что мне сказали: без вида на жительство я там никому не нужна. Хорошее портфолио или плохое — не важно. Моделям нашим русским делают всё потому, что у них нет своих особо, а русские модели — дешёвые, классные и красивые. Им делают все документы. Русским фотографам, естественно, так не делают. У них много своих фотографов. Я поняла, что мне нужен бизнес.

Тогда у меня был тяжёлый период. Умирал папа, меня бросил начальник без зарплаты, я пережила очень тяжёлое расставание. И я решила: «Да пошло всё нафиг! Мне нужны деньги». И я села смотреть какой-то бесплатный урок «Бизнес Молодости». Посмотрела, что и как, на что обратить внимание. И открыла свой магазин канцтоваров. Я просто собрала канцтовары, которые купила в Европе, это всё отфотографировала и выложила в Instagram*.

И с 2016 года я занималась канцтоварами. И по сей день магазин остался, просто переформатировался. В Instagram* в самый пик у нас было более шестидесяти тысяч подписчиков.

Потом Instagram* заблокировали, но ещё до этого у нас наступил кризис: все ушли на Wildberries и Ozon. Мы с командой поговорили, посовещались, и я решила, что тоже надо выходить на Wildberries. Там по сей день я и остаюсь.

С начала года у нас тоже были разные периоды, потому что канцтовары — это не совсем сезонный товар, но тем не менее бывают спады и взлёты. Ниша по-разному работает. Я поняла, что надо экспериментировать ещё.

В ноябре прошлого года я пробовала одежду. Я её всю слила. Пуховики, куртки, не своя одежда. А сейчас мы занялись сумками. И я сделала вывод, что делать своё прикольней. Я всегда делала своё. Я попробовала перепродажу китая. Мы не уходим от этого полностью, но мне такое скучно.

Соответственно, я начала обдумывать ещё новый бренд — это как раз то, чем я занималась последние месяцы. У меня наконец-то всё сложилось в общую картину. Сначала думала, что будет не ребрендинг, а что-то вообще другое. Но я поняла, что, не уничтожая магазин, мы можем его переформатировать, сделать новый бренд. И бренд будет как раз вместе с агентством, которое будет заниматься брендингом и визуалом, потому что просто визуал без брендинга достаточно бессмысленен.

Сейчас я как раз над этим работаю. Мне всегда было скучно делать что-то одно. У меня выстроена команда, все процессы расписаны, и каждый делает даже больше, чем нужно, мы все работаем как слаженный механизм. Для маленькой команды это супер. И я поняла, что я всё это умею и хочу делать больше, и не только в России. Вот здесь вы меня и поймали.

— Шикарное сочетание: вы творческая натура и в то же время прагматичный деятельный человек. Как правило, человек хорошо разбирается либо в бизнес-процессах, либо в творчестве.

— Интересно, я об этом не думала. В детстве я была математиком. Меня отправляли на олимпиады, я училась шахматам. В институте училась на техническом отделении, на математика-информатика. Но я ушла, потому что преподавательница сильно меня гнобила за то, что я каталась на скейте. У меня был молодой человек, и мне было наплевать на уроки в восемь утра.

Была очень смешная ситуация. Она подошла к моему папе, который работал на другой кафедре, и заявила: «Ваша дочь — дура». Она такая скандальная сухая тётка, которая живёт даже без котов. А папа был сильно старше мамы, он тридцать третьего года рождения. И он говорит: «Да сама вы дура». Как-то так это сказал, что всем стало понятно, кто на самом деле дура. А я после этого ушла в творчество.

Сейчас такое время, что так или иначе надо разбираться. Ты не можешь просто сказать: «Я творческий человек», так уже не работает.

— Ваш путь вызывает восхищение! Татьяна, скажите, пожалуйста, какими людьми вы восхищаетесь?

— Я вообще восхищаюсь людьми. Я с удовольствием смотрю на людей, после того как решила свои внутренние проблемы. До этого я всех критиковала, меня триггерило, всё бесило, особенно в сложные моменты. Но когда я поняла, почему так происходит, я стала по-другому смотреть на людей.

Тут ведь какая история: иногда мы кем-то восхищаемся, но часто бывает, что люди просто в какую-то струю вовремя попали. Мне, например, повезло, что я нашла нужную учёбу. Да, это я нашла, это мой локус контроля. Тем не менее среда на меня очень сильно повлияла, и я там чего-то добилась. Поэтому я стала часто восхищаться какими-то не суперизвестными людьми.

Помню, лежала в реанимации, у меня был несчастный случай в 2014 году, я три месяца провела в больнице. И вот простая медсестра: кругом ворчливые бабки, а она улыбается.

Часто меня восхищают не столько конкретные люди, сколько их качества. Как, например, какая-то кассирша: ей нахамили двадцать человек подряд — а она всё равно улыбается.

— То есть люди, которых уже нет, но они оставили большой след?

— Да, и мы об этом узнали уже через много лет. Сейчас мы не знаем, кто оставит след. Кто? Путин? Не Путин? Кто-то говорит «Путин — вор». Но и про Петра I тоже ведь кто-то так говорил. А потом оказалось, что он оставил такой след. Про Путина это просто пример, он ведь противоречивый персонаж.

Я была сейчас в Грузии, там целые послания на стенах. И очень интересно, когда смотришь со стороны на исторические события и понимаешь, что потом про них скажут совсем другое.

И мне кажется, что очень интересно было бы посмотреть на людей, таких, какими они были, тех, кто действительно оставил большой след. Это очень классно, мне бы тоже так хотелось.

— То есть для вас главным качеством человека является умение оставить какой-то след? Сделать что-то, что поможет не только ему, но и человечеству в целом.

— Что-то, что так или иначе изменит мир. Я читала книги по духовности. Там очень интересно говорят, что даже Гитлер на самом деле сделал большое дело, показав, как не надо. Кармические уроки и так далее. И если верить, что существует душа, то ему придётся это всё прорабатывать. Но он преподал человечеству урок. А это непросто, потому что душа понимает, что она делает, с духовной точки зрения.

Мне кажется, что быть человеком, который оставил какой-то след в истории хотя бы страны, — очень интересно.

— Не каждый человек в вашем возрасте приходит к таким мыслям. А какое, на ваш взгляд, самое главное качество должно быть у современного человека?

— Вчера я начала недельный спринт, а у меня уже плохо с дисциплиной. Точнее, у меня хорошо с дисциплиной, но я не умею себя заставлять. Меня с детства не заставляли: «Хочешь спать — спи», «Не хочешь идти с утра на уроки — не иди». Папа был классный в этом отношении.

И да, это усиливает самостоятельность — очень важное качество. Но я сейчас скажу всё-таки о качествах, которых у меня нет. Самостоятельность у меня очень развита. Самостоятельность и адаптивность. Я могу прилететь в любую страну, не зная языка, у меня были такие ситуации. Всюду общалась жестами и как-то выпутывалась.

Но качества, которых у меня нет и над которыми я работаю, — это фокус и дисциплина. Наверное, если объединить самостоятельность, адаптивность, фокус и дисциплину, то это будет просто огонь. Я вижу, что сейчас у многих людей отсутствует всякая дисциплина.
Хотя вместо фокуса я взяла бы чёткость. Можно фокусироваться на десяти вещах, но очень чётко это всё прописывать.

Но качеств очень много. Я сейчас думаю ещё про последовательность.

— Вы говорите «У меня этого нет». Но ведь ваши проекты требовали некой дисциплины, и у вас это получалось. Может, дисциплины нет, когда нет мотивации?

— Я думала об этом. Нет, это просто привычка. Есть дети, которых заставляли учить уроки, и они всю жизнь учат уроки. Человек очень сложное существо. Их заставили, и они, может быть, не будут самостоятельными. Это те люди, которые не поедут одни в другую страну.

Я себя не ругаю в этом плане. Но я понимаю, что это умение. Например, я сейчас развиваю навык работать по 6−8 часов в день. Я ставлю таймер и отмеряю этот час. Это мой новый челлендж. И я понимаю, что я так не умею. Есть люди, которые умеют, а я нет. Почему? Потому что у меня есть команда. Я говорю: «Слушай, сделай, а?» — и они всё делают. Это круто. Но есть вещи, которые моя команда не делает.

—Здорово! А было ли в вашей жизни какое-то поворотное событие?

— Да, сто процентов. На меня упало три метра бетона с восьмого этажа.

Я шла по центру Москвы, на меня упал кусок лепнины, и я очнулась в реанимации с раздробленной спиной. Это было 21 января 2014 года, часов в 12 дня. Как говорится, ничто не предвещало беды. Соседний дом, рядом с тем, который мы снимали, Театр кукол имени Образцова, Цветной бульвар, Садовое кольцо.

Когда мама летела, она вообще не знала, жива я или нет. Я лежала, у меня линзы минус шесть, я ничего не видела, всё время была под какими-то таблетками. Рядом лежали люди, которые дышали как Дарт Вейдер, это была общая палата.

Когда ко мне пришёл консилиум врачей, это мне потом второй хирург рассказал, я им всем в бессознательном состоянии — я это очень смутно помню — сказала: «Да вы не переживайте, всё будет хорошо».

У меня был момент, когда нашли аневризму в голове. Я им говорю: «Да вы ошиблись». А у меня в голове: «Какая аневризма? У меня дел полно». И на следующий день мне говорят: «Мы ошиблись».

Последствия могли быть просто ужасными. Три метра бетона — люди не выживают. Мне врач сказал, что было совсем чуть-чуть до спинного мозга.

После этого я стала верить. Не то чтобы в судьбу, но просто есть какие-то вещи, которые выбираем мы сами, и в плохом смысле, и в хорошем. Когда меня начинают жалеть, я говорю: «Слушайте, но это же прекрасное событие!» То есть это реально круто. Да, у меня есть какие-то шрамы.

Но на самом деле, когда ты настолько близко подходишь к смерти, когда ты видишь столько больных, когда у тебя fashion-мир, мировые показы, журналы, глянец и всё такое объединяются с жизнью, где медсестра зарабатывает десять тысяч рублей, мне кажется, это какой-то уникальный дар.

Такое обычно происходит у людей, которые прошли через что-то тяжёлое. Это и сложно, но это и действительно очень интересный опыт. Но надеюсь, что второй раз ничего не упадёт.

— Скажите, пожалуйста, как вы считаете, а в чём ваша миссия?

— Знаете, я читаю очень много духовной литературы. Очень много, очень разной. Дошла даже до Блаватской, правда, она у меня тяжело идёт. И я поняла одну вещь. Я после больницы пошла тусить. Очень много путешествовала, продолжала фотографировать, очень много пила на всяких вечеринках. Мама говорила: «У тебя какие-то несерьёзные отношения. Может, ты замуж хочешь? Может, хочешь детей спасать, пойти в приют?»

Я всё пыталась эту миссию найти. Думала, в чём моя суперсила. И я поняла:

Я очень много над этим думала. Я много раз определялась. Скажем, я люблю фотографию, мне это очень хорошо даётся, я с детства хорошо фотографирую. Может, это моя миссия? Но когда я понимаю, что миссия — вот это, мне жить надоедает. Она превращается из того, что я хочу делать, в некую обязаловку. И я не хочу этим заниматься.

Я посмотрела несколько очень интересных фильмов. Посмотрела «Разрисованную вуаль» по роману Сомерсета Моэма. Там доктор-бактериолог вместе с женой едет в Китай в эпидемию холеры. Он не должен, но он туда едет и начинает лечить этих людей. Я смотрела и думала: «Он же делает это не потому, что это его миссия, а потому, что его изнутри прёт».

И я поняла, что нас прёт изнутри часто, когда мы в принципе не сильно облекаем это в слова. Но когда мы начинаем проговаривать: «Я буду честным и искренним с людьми» — сразу хочется людей послать, возникает внутренний бунт.

— Мне кажется, у меня есть много чем гордиться. Но ещё мне кажется, что слово «гордость» в чём-то от слов «эго» и «гордыня». Например, я смотрю на свою маму — и вижу, в чём она молодец. Но вижу и то, в чём она не молодец.
И про себя я так же думаю. Я пережила описанные события. А близким каково было? У папы после этого был инсульт.
Как говорится в трансёрфинге: не перекидывать излишних потенциалов никуда — ни в человека, ни даже в себя, распределять всё равномерно. Поэтому меня пугают слова «самой большой».

— Чувствуется, что вы избегаете крайностей: большая гордость, большие достижения. В этом есть мудрость. Татьяна, а если бы вы писали книгу, как бы её назвали?

— Интересный вопрос. Честно, я не знаю. Я понятия не имею, как бы её назвала. Я очень часто всё меняю в своей голове, и сама меняюсь. Когда я придумываю, что и как мне назвать, мне важно с этим пожить как минимум неделю. Поэтому вы мне задали нереальный вопрос, потому что я сейчас скажу любое слово, а через пятнадцать минут передумаю.

— То есть она пока без названия?

— Без названия точно. Но я знаю, если бы я писала книгу, о чём бы она была. Я бы поделилась своими историями, своим опытом.